Путешествие через Евразию на мотоцикле. Часть 12, Франция

Поднять/опустить
рейтинг отчета

Между Францией и Германией на моём пути лежали Дания и Люксембург. Но я прошёл их в течение дня. Одноимённая столица Люксембурга запомнилась как самый европеизированный город. Острые шпили башен, каменные мостовые. Классические памятники, кварталы пешеходных улиц и большое количество чёрнокожих лиц.

Через день я видел на горизонте Париж в десятках километров впереди, но путь мой лежал сперва не в столицу. Я прибыл в Сент Женевье де Буа в 14 часов, чтобы посетить русское кладбище. «ТомТомм» добросовестно вывел меня в центр маленького городка к главному отелю. Едва нахожу место парковки мотоциклу. Городок хоть и небольшой, без многоэтажных домов и небоскрёбов, но, однако и кладбище моё не в центре. Где оно? Теряюсь.

Спрашиваю у пожилого француза, красящего заборчик в своём доме. Я могу изъясняться по-английски, но слова «кладбище» никогда не знал. Смотрю заблаговременно в словарь, кладбище - «сентари». Француз сразу понимает меня и подробно, доброжелательно объясняет, где кладбище. Оказывается, совсем близко – один километр. Потом ещё, специально догнав, уточняет французское звучание, чтобы я мог спросить прохожих ближе: «семюнитье рюс».

Нуриев, Нуриев,- говорит мне француз, выражая симпатию моему поиску. Да, видно, знают французы наших.

Потом я увижу величественную могилу Р.Нуриева. Она будет сильно отличаться от других надгробий. Холмик покрыт изумительно сделанным каменным балдахином с египетским орнаментом.

По пути я спрашивал ещё одного господина о расположении кладбища и, как ни близко оно было, промахнулся. И вот, когда я в очередной раз остановился у края тротуара, чтобы оглядеться и выбрать маршрут, ко мне подъехал мотоциклист в закрытом шлеме. Остановился, сдвинул стекло. «Семюнитье»!- только успел прокричать я сквозь шум двух моторов, как он махнул мне рукой, приглашая следовать за ним, будто знал заранее, что я ищу. Мы поехали, и через две минуты он вывел меня на ворота православного храма, показал на них рукой и скрылся за поворотом.

Этот неожиданный проводник был словно ангел. Мотоциклисты в Европе никогда не останавливаются просто так. Они приветствуют друг друга мимолётным взмахом руки или «кегли» и всё. А этот француз остановился сам без моей просьбы. Вряд ли он мог расслышать и понять моё слово «семюнитье», в произношении иностранца и с таким фоном. Да, наверное, его послали те из двух местных жителей, к которым я только что обращался. Но трудно представить, что они отправили его специально искать меня, ведь я уже уехал, скрылся. Просто мистика!

Я видел всё. Всю русскую славу. Мне не нравится слово «кладбище». Хочу говорить: место упокоения победителей.

Какие памятники, какие слова на надгробиях!

«Смерть пришла, и наготове
Тело - праздник для червей.
Дух же в истине и слове
Жив для Бога и Людей».

Поэт Николай Оцуп.

Вот так, наверное, они и жили здесь. С этими словами и чувствовали, и умирали.

Отчего честь лучшим отдаётся здесь, за 3000 км от Родины, а дома, дома они забыты? Будто и не были они русскими, не совершили подвига, и не пришло через 70 лет искупительного торжества 91-го года.

У русского народа в 20 веке случилось три взлёта. Гражданская война, Великая Отечественная война и 91-й год. Это много для одного народа в одном веке.

Я хожу по аккуратным аллеям русского кладбища. Есаулы, поручики, простые казаки... В годы Гражданской войны было им по 20 лет. Они дожили во Франции до 1960-х, 1980-х годов. Впереди, сразу после эмиграции у них была большая и разнообразная жизнь. Работали они на заводах, в полях и на пароходах, растили детей, создавали благополучие Франции и немало сделали на этом пути. Но здесь на эпитафиях они так и остались в своих русских воинских званиях, в составе прославленных полков и эскадронов. Тот период 1918-1920 годов остался в жизни каждого из них высшим взлётом, максимальным душевным подъёмом, на который они были способны, не превзойденным уже в течение эмигрантского периода. И они сами, и те, кто их хоронил, написали их звания и место в рядах добровольческой армии как самые главные заслуги их жизни. Вся последующая их жизнь оказалась меньше, чем те три года Гражданской войны.

Русское кладбище под Парижем. А почему нет такого же знаменитого французского кладбища в Москве? Конечно, случается, что и в России умирают иностранцы, но это и остаётся случайностью. И потом их везут хоронить на Родину. Русское кладбище во Франции - это кладбище изгнанников. Как написано на могиле Александра Галича, «Блаженны изгнанные за правду».

Почему я сказал на этом кладбище слово «победители»? Разве не очевидно, что Гражданскую войну выиграли большевики? И тем не менее.

Война, как известно, есть только радикальное средство решения задач для политических лидеров страны. Военной победой Ленин сумел достичь своих задач построения социалистического уклада со всеми его признаками и особенностями на территории России. Но прошли десятилетия, и к 21 веку от ленинских институтов в России ничего не осталось.

А что же с другой стороны?

Буквально все, все лозунги и задачи, принципиальные установки жизнеустройства, за которые боролись добровольцы, оказались воплощёнными в жизнь и нашли своё отражение в Конституции РФ 1993 г., по которой мы идём в новое тысячелетие. А большевистские идеи канули в историю, не выдержав конкуренции с идеями свободы и демократического мироустройства. Не в 20-м году, а 91-м была поставлена последняя точка Гражданской войны, и над Кремлём взвилось наше трёхцветное знамя добровольческой армии. Вот поэтому добровольцы и есть настоящие победители предтечи августовского триумфа России 1991 года.

А 31 июля я был в Париже! Топчу Елисейские Поля, валяюсь на парижских газонах, созерцая синее французское небо, трогаю рукой пушки, защищающие дворец республики, глажу, снова, как и в Берлине, глажу тёплые каменные своды Триумфальной арки. Боже, я даже улучил минутку, чтобы украдкой плюнуть с Эйфелевой башни («…на головы беспечных парижан», В.С.Высоцкий).

Париж не такой, как Берлин. В нём нет монументального могущества. Он тоньше, изящней. Он красуется, не подавляя. Париж показался мне простым и незатейливым. Но Берлин - лучше. Как не удивительно, но Берлин сильнее отличается от российских городов и больше нравится. В Париже меньше велосипедов, а мотоциклы все на цепях. В Париже много негров. Обслуживающий персонал, безопасность, полиция, коммунальные службы – это всё чёрные лица. Много, очень много мотоциклов и мокиков.

Возле Эйфелевой башни вижу три больших мотоцикла с колясками, похожих на наши «уралы». Хозяева тоже поразительно напоминают наших обычных мужиков, тем более, что у главного на футболке красуется герб Советского Союза. Подхожу. Оказывается - это датчане. Показываю на герб, говорю, что я русский. Прошу сфотографировать. Главный от души всплескивает руками и достаёт для законченного образа ещё и красный пионерский флаг. Все кругом в восторге!

В Париже хороши памятники. В центре перед Эйфелевой башней восседает на каменном коне главнокомандующий французской армией в Первой мировой войне Жофр. Заслуги этого полководца достаточно спорны. Мало когда в истории французы клали в землю столько своих солдат.

Удивительно для русского взгляда, то, что Первую мировую войну в Париже чтят больше чем Вторую. Позже я увижу, что это общая европейская особенность. Много памятников, стел и в городе и на полях сражений посвящено именно той, почти уже, как век, минувшей войне. Видимо, приоритет отдается Первой мировой в связи с тем, что Франция вышла из неё 100% победительницей. Во второй же была оккупирована немцами, пошла в лице правительства Виши на договор с нацистами на их условиях до своего освобождения союзниками. С нами же всё было наоборот. В Первой мировой мы пошли на позорный Брестский мир с немцами, а во Второй мировой были среди 100% победителей.

В Париже оставлял мотоцикл вдоль проезжей части, обозначенной как платные автостоянки. Через несколько часов беспрепятственно уезжал. Платные парковки обозначены специальными знаками, а рядом вдоль дороги стоят тумбы с автоматами для платежа. Как платить, я не разбирался, видимо, с помощью специальных квитанций, полученных в другом месте. Ну, в общем, пока мне всё сошло с рук, да и никаких признаков опасности для свободной стоянки я не видел. Много мотоциклов ещё паркуется на тротуарах, прицепляя тросом колёса к перилам или иным дорожным ограждениям. Я разделил и эту традицию.

Париж для меня остался видом огромного неба с Эйфелевой башни, исчерченного многочисленными инверсионными полосами от самолётов.

Во французском лесу, в поисках места для ночлега вышел на поляну, на которой стоял брошенный, ржавый в масле экскаватор. Кто бы мог подумать что в «стерильной» Европе можно найти такую штуку. На этой поляне и расположился. И конечно не отказал себе в удовольствии запечатлеть экскаватор на фото.

Во Франции идеальный климат. Не холодно и не жарко. Вот только ночью.… Ох уж эти ночи. Давал дуба в палатке, несмотря на то, что надел на себя всё, что было можно. На голову - шлем и на ноги поверх носков ещё полиэтиленовый пакет. Видимо, сказывается отсутствие спального мешка.

Французские города похожи на немецкие. Но они проще. В них нет той чопорности, которая делает немецкие поселения похожими на искусственные, сказочные декорации спектакля.

Немецкие дороги самые лучшие. Так, как обустроены немецкие стоянки на автобанах, не обустроены никакие другие. Я вспоминаю Амурскую область. Там вдоль трассы в тайге расчищены огромные площадки, размером с половину футбольного стадиона. К ним есть заезд. И всё. Но по магаданским стандартам и такое обустройство вызывало удовлетворение.

Немецкая стоянка на автобане имеет автозаправку, магазин с пищевыми и промышленными товарами первой необходимости, способными потребоваться водителю, полноценное кафе, зону отдыха.

Зона отдыха - это просто помещение, где стоят мягкие кресла, телевизор или большой экран с проектором. По нему крутятся видовые успокаивающие фильмы с приятной музыкой. Ещё в комплексе стоянки присутствуют игровой уголок для детей, туалеты, туалеты для инвалидов и просто скамеечки вдоль стояночных мест транспорта: отдельно - легкового и отдельно - грузовиков. Причём площади и мощности всех названных объектов таковы, что очередей никогда не возникает. Все сыты, довольны, вежливы и благодушны. Услуги, кроме бензина и еды, бесплатны. Молодцы немцы! Нечто подобное есть в Люксембурге.

Во Франции хорошие большие стоянки на магистралях встречаются реже, чем в Германии. Но если вы их встретили, то попадаете на территорию, не уступающую немецким парковкам.

Наблюдаю французов. Когда я не слышу разборчиво их речь, то ловлю себя на мысли, что не нахожу в них никаких отличий от нас. Они абсолютно также выглядят, также двигаются, ведут себя, как вели бы себя русские. Я наблюдаю их на стоянке. Вот французская семья выгружается из машины. Достаёт еду в пакете. Раскладывает на столе. Помидоры, хлеб, колбаса. Мальчишка бегает вокруг с собакой. Мать зовёт его к столу таким же взмахом руки, как звала бы русская женщина. Я наблюдаю французов за работой. Они двигаются с той же интенсивностью, что и наши продавцы. Выполняют такие же операции. В их работе нет никаких диковинных приёмов. Позже, уже проехав Европу туда и обратно, я скажу такие же слова о нашем сходстве и со всеми другими виденными мной западными людьми. Так почему же цена их труда в 10 раз больше цены труда русского рабочего?

После Парижа я взял курс на север, в Нормандию. Рано утром следующего дня вышел к морю возле города Саена.

Такой красивой Франции я ещё не видел. Это лучшее её лицо. Нормандия прекрасней южной, центральной, прекрасней сельской Франции, прекрасней даже самого Парижа. Каждый домик - это маленький замок, который тянется ввысь своей островерхой крышей. В Нормандии свежо и ясно, как у нас на Байкале.

На море выдался большой отлив, и немногочисленные отдыхающие, и горожане гуляли по оголившемуся песчаному шельфу, который протянулся в бесконечность в обе стороны. А на горизонте, в дымке грезились силуэты далёких кораблей.

Часть: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18.